Вернись из полета [сборник 1979, худож. С. Л. Аристокесова] - Наталья Федоровна Кравцова

день! И Света, сорвавшись с места, побежала по коридору навстречу двум фигуркам, которые теперь, затуманившись, показались ей одним сплошным белым пятном…

* * *

Вечером Катя долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, вставала, выходила покурить. В коридоре было полутемно, пусто. Пододвинув стул к окошку, она смотрела на запорошенные снегом крыши, на молодой месяц, рядом с которым горела крупная звезда. Временами серебряный серп месяца тускнел, скрываясь за небольшой тучкой, но скоро вновь выскальзывал, еще более яркий и чистый.

Думалось о прошлом. Будущее рисовалось слишком неясно. Можно было только предположить, что на фронт Катю уже не пустят — нога. Правда, врач на днях намекнула, что, возможно, придется делать еще одну операцию. Пусть делают. Катя не возражает, если так надо. Авось и уладится с ногой. Да и войне пока еще конца не видно.

Мама сказала, что приезжал в Москву танкист — фронтовой товарищ Пети Фомина, Катиного одноклассника, с которым она дружила. Заходил к его родным, привез письмо, в котором Петя передавал привет и ей, Кате. В письме Петя писал, что восемь месяцев партизанил в лесах, а теперь снова в танковых частях. Подробностей не сообщал. У Кати отлегло от сердца — она боялась, что Пети уже нет в живых: писем от него не было около года.

Петя Фомин… В школе его прозвали Фома Лопоух. Действительно, у него были большие оттопыренные уши, казавшиеся еще больше из-за прически, которую он никогда не менял, — волосы он стриг под «ежик». Худой, жилистый и крепкий, Петя был хорошим спортсменом, в старших классах занимался легкой атлетикой и среди школьников района считался лучшим бегуном на короткие дистанции. Катя всегда удивлялась, как Петя, медлительный и даже немного заторможенный, вдруг совершенно преображался на беговой дорожке и несся вперед как ветер, легко и свободно.

— Ты, наверное, притворяешься, Фома, — говорила Катя. — Ходишь как верблюд — еле ноги плетутся. А на самом деле ты вон какой быстрый!

Они дружили с детских лет. Сидели за одной партой, вместе бегали в кино. Любимые Катины фильмы «Путевку в жизнь» и «Чапаева» смотрели много раз подряд. Спрятавшись в фойе за стульями, терпеливо ждали, когда начнут пускать в зал на следующий сеанс, — денег на кино не было. Никак не могла Катя согласиться с тем, что Чапай гибнет, и с душевным трепетом вновь и вновь переживала этот трагический момент, всем своим существом желая, чтобы легендарный комдив переплыл реку…

В то время она хотела быть Анкой-пулеметчицей.

Но вот Катя услышала о Полине Осипенко, которая установила несколько мировых рекордов и стала известна всей стране. Военный летчик-истребитель Полина Осипенко участвовала затем в знаменитом перелете Москва — Дальний Восток вместе с Гризодубовой и Расковой. Три отважные летчицы стали первыми Героями Советского Союза среди женщин. Кате близка была именно Полина, бывшая птичница, простая женщина из народа, сумевшая взлететь так высоко. Когда Осипенко разбилась, Катя восприняла это как личное горе.

В шестнадцать лет Катя попыталась поступить в аэроклуб, мечтая впоследствии стать военной летчицей, как Полина. Но ее постигла неудача: из-за малого роста Катю не приняли. Она огорчилась, но интерес к военному делу не пропал.

— Все равно буду служить в Красной Армии, — сказала она Пете. — Что, не веришь, Фома?

— Почему же?.. Может, и возьмут… Только…

— Что только? Ну, договаривай!

Петя замялся, но Катя настаивала.

— Да просто мне бы не хотелось, чтобы ты…

— А ты тут при чем? — засмеялась Катя.

Он густо покраснел и, обиженный, ушел.

В выборе профессии на Катю повлияло и то, что над школой шефствовал завод. Раздобыв у шефов ручной пулемет системы Дегтярева, она организовала пулеметный кружок. Сначала этот кружок вел представитель завода, а потом и сама Катя, которая при контрольных стрельбах показала лучшие результаты. Пулемет она изучила досконально, так что могла в минимально короткое время разобрать и собрать его даже с завязанными глазами. Ей доставляло большое удовольствие демонстрировать это перед новичками, которые старались уличить ее в том, что она все-таки видит из-под повязки. Но проходило немного времени, и они сами, натренированные Катей, могли проделывать то же самое.

Однажды Петя предложил ей:

— Хочешь научиться ездить на мотоцикле? Я уже записался.

— Хочу!

Они перешли уже в десятый класс. Катя посещала курсы санинструкторов, но мотоцикл — это, конечно, здорово! Осоавиахимовская школа мотоциклистов открылась при заводе, где работал Петин брат, и Катю туда приняли без разговоров. Спустя две недели она смело гоняла по окрестным пустырям на мотоцикле, который можно было ненадолго брать для тренировки.

Наступила весна 1941 года. Окончив санитарные курсы, Катя получила значок ГСО («Готов к санитарной обороне») и звание санинструктора.

В июне были сданы экзамены за десятый класс. Школьный выпускной вечер почти совпал с началом войны. Но в этот вечер никто о войне не думал, все жили мирной жизнью, строили планы на будущее, веселились и с новыми надеждами смотрели вперед.

На вечер Катя пришла в цветном крепдешиновом платье, которое ей сшила мама, — это было первое в ее жизни нарядное платье — и в светлых туфлях на высоком каблуке, взятых у старшей сестры.

Петя смотрел на нее во все глаза.

— К тебе боязно и подойти… Красивая… Даже не предполагал!..

— Ну ты, Фома, придумаешь! — рассердилась Катя, чувствуя себя в новом платье неловко и скованно.

На каблуках ходить было непривычно, ноги вскоре заныли, и домой Катя возвращалась босиком, держа туфли в руке. Петя провожал ее.

Ночь была светлая, высоко в небе плыла луна. В скверике сели на скамью, долго еще говорили, а когда настало время уходить и Катя поднялась, Петя, набравшись смелости, неожиданно обнял ее и неумело поцеловал, первый и единственный раз.

Отстранившись, Катя сказала:

— Вот глупый… Что ж ты так, сразу…

— Где ж сразу? Сколько лет дружили!..

— Так то дружили! Ну хоть сказал бы что-нибудь сначала…

— А то ты сама не знаешь…

Нет, она тогда не обиделась, но поцеловать себя еще раз не разрешила. Дружили-дружили, и вдруг — целоваться! Вот тебе и Фома Лопоух! И все же ей приятно было сознавать, что он любит ее. Но почему-то Кате в то время казалось немыслимым, чтобы она вот так, сразу, изменила обычное свое дружеское отношение к нему.

Впоследствии, вспоминая об этом вечере, Катя могла совершенно точно определить, что к Пете у нее было теплое и нежное чувство дружбы, не больше. А тогда она сомневалась и не умела разобраться: может быть, именно так рождается любовь? Да и разбираться